Марина Лаврентьевна Попович. Инженер-полковник, кандидат технических наук, заслуженный мастер спорта СССР. Единственная в наши дни в стране женщина — военный летчик-испытатель, которая летала на различных типах современных самолетов и первая на скоростном истребителе преодолела звуковой барьер. В августе шестьдесят седьмого, на двухдвигательном реактивном самолете РВ она преодолела по замкнутому маршруту Волгоград—Москва—Астрахань—Волгоград расстояние в 2510 километров, побив рекорд, принадлежавший американской летчице Жакелине Кокран. Через два года 61-я Генеральная конференция ФАИ присудила М. Л. Попович за самоотверженность и выдающиеся летные достижения диплом Поля Тиссандье. Вклад советской летчицы в развитие мировой авиации отмечен также Серебряной и Золотой медалью С. П. Королева, Дипломом Юрия Гагарина и, наконец, высшей наградой — Большой Золотой медалью ФАИ, которой во всем мире удостоено около десяти человек. Наш корреспондент Т. Калинина побывала в Звездном городке, где встретилась с М. Л. Попович.
— Марина Лаврентьевна, какой была ваша юность? Что определило вашу судьбу?
— Юность моя была прекрасна, несмотря на трудности. В годы войны наша семья — мама, малолетние сестренка, братишка и я были эвакуированы из родной Смоленщины в село Пушкаревка, что под Новосибирском. Все военные зимы ходила в школу — ручкой служила палочка с привязанным суровой ниткой пером, тетради, сделанные из старых книг и газет, носила в сумке, которую сшила сама из куска холстины. Летом работала в колхозе. В сорок седьмом, так и не дождавшись с фронта отца, поехала в Новосибирск и поступила в авиационный техникум, а как только исполнилось семнадцать — подала заявление в аэроклуб. Но мне вежливо — помню это до сих пор! — отказали: «...Война закончилась, и девочек, да еще таких маленьких, как ты, в аэроклуб не принимаем». И все-таки я добилась своего — была зачислена на парашютное отделение Новосибирского аэроклуба, а через 2 года, в 49-м, стала курсантом-летчиком. Учеба, занятия в клубе и... работа, ведь стипендии всем нам хватало только дней на пять полуголодного существования. Девушек в большую авиацию не брали. После окончания техникума и аэроклуба я получила направление на завод. Поступила в вечерний институт — обязывала должность инженера-конструктора, а свободное время проводила на аэродроме — мне так хотелось летать! Но всюду говорили примерно одно и то же — не женское это дело. Я возмущалась, приводила примеры доблести и героизма наших известных летчиц — Гризодубовой, Расковой, Чечневой, Ямщиковой, но всюду встречала отказ. Оставалось одно: ехать в Москву на прием к Ворошилову. Климент Ефремович принимал меня в этот день последней. Внимательно посмотрел и спросил:
— Летать, значит?
— Так точно, — по-военному отрапортовала я.
На моем заявлении была наложена резолюция: «Генерал-майору Каманину. Направить на учебу...» На следующее утро поезд увозил меня в летную школу...
— Что вынесли вы из тех лет профессионального мужания и становления? Ваше определение мужества...
— Первый ознакомительный полет — это прелюдия ко всей летной жизни. Успех его во многом зависит от инструктора. А уж каким летчиком станет курсант — зависит только от него самого! Прыгала первый раз я со старенького По-2. Кто-то сунул мне под запасной парашют ромашки, перевязанные травинкой, — храню их до сих пор. Что касается мужества, то для нас, женщин, это особый разговор. Я знаю многих летчиц, у .которых не сложилось то, что принято называть личной жизнью. И это понятно: семья и небо — вещи почти, несовместимые. Небо поглощает человека целиком, а семья накладывает на женщину серьезные обязанности. А мне выпало еще и счастье материнства — родить и воспитать двух дочерей. Подлинное мужество требуется от женщины, как это ни странно звучит, не в небе, а на земле. Смысл этого высокого понятия в каждодневном труде, когда тебе необходимо вставать с зарей в любую погоду и время года, бежать на работу, вечером учиться, ехать на электричке в переполненном вагоне к дочери в интернат, чтобы приласкать ее, забрать для стирки платьице, а позже, дома, встретить мужа, отгладить ему рубашку, вкусно накормить. И при этом остаться женщиной — уметь быть терпеливой, ласковой, успевать следить за своей внешностью, костюмом...
— Кстати, о женских костюмах. Вы испытывали самый необыкновенный в мире женский костюм — высотно-компенсирующий — ВКК...
— Впервые наша промышленность сделала женский ВКК, и мне предстояло испытать его в барокамере. Помню, костюм затянут, зашнурован, доктор шутит: «Ну, голубушка, в таком костюме можно танцевать». А я смотрю в стеклянную дверь напротив и с гордостью думаю: «Готовят, как в космос». В этом костюме мне пришлось летать на больших высотах и относительно больших скоростях, а когда однажды я попала в аварийную ситуацию, он спас меня...
— Вы проходили полную медицинскую комиссию на отбор в космонавты...
— Дело в том, что после полета Юрия Алексеевича Гагарина в нашу семью вошел космос. Ведь и Титов, и Николаев, и Попович, как я узнала позже, входили в первую группу — гагаринскую. Знали, что работа предстоит сложная. Готовился к космическому полету муж, Павел Попович, а я начала подготовку к установлению мирового рекорда скорости на Л-29.
...Мы идем с Мариной Лаврентьевной по лесной просеке от Звездного к остановке электрички. Небо высветлено звездами, они вспыхивают сразу над вершинами сосен.
— Почти у каждого из нас есть своя любимая звезда или созвездие. Мое — созвездие Кассиопеи, вон — видите, невдалеке от Полярной... В нем больше пятидесяти звезд, а пять из них, самые яркие, образуют перевернутую букву «М».
Я поднимаю голову и в темном небе вижу начальную букву ее имени.
— Марина Лаврентьевна, какой была ваша юность? Что определило вашу судьбу?
— Юность моя была прекрасна, несмотря на трудности. В годы войны наша семья — мама, малолетние сестренка, братишка и я были эвакуированы из родной Смоленщины в село Пушкаревка, что под Новосибирском. Все военные зимы ходила в школу — ручкой служила палочка с привязанным суровой ниткой пером, тетради, сделанные из старых книг и газет, носила в сумке, которую сшила сама из куска холстины. Летом работала в колхозе. В сорок седьмом, так и не дождавшись с фронта отца, поехала в Новосибирск и поступила в авиационный техникум, а как только исполнилось семнадцать — подала заявление в аэроклуб. Но мне вежливо — помню это до сих пор! — отказали: «...Война закончилась, и девочек, да еще таких маленьких, как ты, в аэроклуб не принимаем». И все-таки я добилась своего — была зачислена на парашютное отделение Новосибирского аэроклуба, а через 2 года, в 49-м, стала курсантом-летчиком. Учеба, занятия в клубе и... работа, ведь стипендии всем нам хватало только дней на пять полуголодного существования. Девушек в большую авиацию не брали. После окончания техникума и аэроклуба я получила направление на завод. Поступила в вечерний институт — обязывала должность инженера-конструктора, а свободное время проводила на аэродроме — мне так хотелось летать! Но всюду говорили примерно одно и то же — не женское это дело. Я возмущалась, приводила примеры доблести и героизма наших известных летчиц — Гризодубовой, Расковой, Чечневой, Ямщиковой, но всюду встречала отказ. Оставалось одно: ехать в Москву на прием к Ворошилову. Климент Ефремович принимал меня в этот день последней. Внимательно посмотрел и спросил:
— Летать, значит?
— Так точно, — по-военному отрапортовала я.
На моем заявлении была наложена резолюция: «Генерал-майору Каманину. Направить на учебу...» На следующее утро поезд увозил меня в летную школу...
— Что вынесли вы из тех лет профессионального мужания и становления? Ваше определение мужества...
— Первый ознакомительный полет — это прелюдия ко всей летной жизни. Успех его во многом зависит от инструктора. А уж каким летчиком станет курсант — зависит только от него самого! Прыгала первый раз я со старенького По-2. Кто-то сунул мне под запасной парашют ромашки, перевязанные травинкой, — храню их до сих пор. Что касается мужества, то для нас, женщин, это особый разговор. Я знаю многих летчиц, у .которых не сложилось то, что принято называть личной жизнью. И это понятно: семья и небо — вещи почти, несовместимые. Небо поглощает человека целиком, а семья накладывает на женщину серьезные обязанности. А мне выпало еще и счастье материнства — родить и воспитать двух дочерей. Подлинное мужество требуется от женщины, как это ни странно звучит, не в небе, а на земле. Смысл этого высокого понятия в каждодневном труде, когда тебе необходимо вставать с зарей в любую погоду и время года, бежать на работу, вечером учиться, ехать на электричке в переполненном вагоне к дочери в интернат, чтобы приласкать ее, забрать для стирки платьице, а позже, дома, встретить мужа, отгладить ему рубашку, вкусно накормить. И при этом остаться женщиной — уметь быть терпеливой, ласковой, успевать следить за своей внешностью, костюмом...
— Кстати, о женских костюмах. Вы испытывали самый необыкновенный в мире женский костюм — высотно-компенсирующий — ВКК...
— Впервые наша промышленность сделала женский ВКК, и мне предстояло испытать его в барокамере. Помню, костюм затянут, зашнурован, доктор шутит: «Ну, голубушка, в таком костюме можно танцевать». А я смотрю в стеклянную дверь напротив и с гордостью думаю: «Готовят, как в космос». В этом костюме мне пришлось летать на больших высотах и относительно больших скоростях, а когда однажды я попала в аварийную ситуацию, он спас меня...
— Вы проходили полную медицинскую комиссию на отбор в космонавты...
— Дело в том, что после полета Юрия Алексеевича Гагарина в нашу семью вошел космос. Ведь и Титов, и Николаев, и Попович, как я узнала позже, входили в первую группу — гагаринскую. Знали, что работа предстоит сложная. Готовился к космическому полету муж, Павел Попович, а я начала подготовку к установлению мирового рекорда скорости на Л-29.
...Мы идем с Мариной Лаврентьевной по лесной просеке от Звездного к остановке электрички. Небо высветлено звездами, они вспыхивают сразу над вершинами сосен.
— Почти у каждого из нас есть своя любимая звезда или созвездие. Мое — созвездие Кассиопеи, вон — видите, невдалеке от Полярной... В нем больше пятидесяти звезд, а пять из них, самые яркие, образуют перевернутую букву «М».
Я поднимаю голову и в темном небе вижу начальную букву ее имени.